Ох уж эти женские слезы! Не зря их считают одним из основных очагов влияния на мужчин. Сегодня Шляпник на своем опыте испытал всю тягость их давления. Плоды их с доктором спектакля пришлось пожимать и Джефферсону. Регина была буквально убита после неудачной попытки вернуть к жизни ее жениха. Как же больно потерять последнюю надежду, надежду на любовь и счастье.
Возможно, в глубине свой души Шляпник сострадал и соболезновал несчастной, но эти чувства были глубоко спрятаны за личиной равнодушия и безумства. Конечно, ему пришлось вновь показать свои актерские способности, изображая сожаления и сострадание Регине, как и требовал задуманный ранее план.
Успокаивая несчастную Королеву, мужчина едва не потерял Франкентштейна из виду. Похоже, доктору не терпелось вернуться в свой мир, да и от участия в очередной авантюре Румпельштильцхена особого удовольствия он не испытывал. Однако было, похоже, что он искренне сострадает Регине, но он был ученый, так доктор назвал себя сам.  Для Джефферсона это слово было в диковинку, он предпочитал называть его чернокнижником. Наконец вспомнив о своих обязательствах, Шляпник еще раз выразил слова своего "глубочайшего сожаления" и распрощавшись, оставил Регину, наедине, со своими мыслями.
Джефферсон поспешил нагнать своего необычного компаньона, который уже успел скрыться в лесу некоторое время назад. Не спеша, попутно созерцая красоты природы, мужчина направился по следам доктора. Похоже, чернокнижник успел пройти довольно далеко, так как его голос раздался довольно не громко. Наконец Шляпник завидел своего знакомого, мило отдыхающим на небольшом пне.
Полностью соответствуя своей манере, он бесшумно подошел к доктору со спины и затем несильно похлопал своего знакомого по плечу.
- Я гляжу, вы притомились, доктор? - надменно поинтересовался Джефферсон.
Обойдя место отдыха Франкентштейна, Шляпник решительно направился дальше, крутя свою бесценную шляпу в руках. Он брел, куда-то в сторону середины леса. Направление их пути было не так важно, уж кто-кто, а Румпельштильцхен точно сможет отыскать своих коллег по осуществлению сегодняшних событий.

Отредактировано Jefferson (2013-04-15 21:51:33)

-Пере кур?, - недоуменно переспросил Шляпник, лихо набросив свой головной убор обратно на макушку. - И как же вам помогают расслабляться курицы, любезный чернокнижник? Неужели в вашем страшном мире неизвестно, что все несушки в сущности сущие пущества? - пренебрежительным щелчком, мужчина сбил цилиндр на затылок, пытаясь хоть так смириться с удушливой влажностью, царившей в лесу в этот жаркий полдень.
И если новый знакомец предпочел обойти привольно раскинувшуюся корягу, то Джефферсон попросту на неё запрыгнул, и с легкой, едва различимой, насмешкой посмотрел на блондина сверху вниз. Даже сделал несколько скользящих элегантных шагов, но от последнего, относительно грациозного, пируэта каблук сапога внезапно поехал по осклизлой и подгнившей древесине, да так, что Шляпник опасно пошатнулся. И едва-едва успел ухватиться за ствол ближайшей березы, и изобразить, будто бы он попросту бдительно вглядывается куда-то вдаль, в густой зеленый подлесок.
- Нечасто, но и не так редко, чтобы начать волноваться - это все-таки Темный. - пожал плечами мужчина, задумчиво разглаживая между пальцами клейкий резной листочек. - Странно думать, но когда я встретил его в первый раз, то подумал, будто бы его интересуют привольно росшие в нашей округе грибы. Или новый костюм, а он сразу, с места в карьер - У тебя есть волшебная шляпа, бла-бла-бла... - буркнул Шляпник и неопределенно взмахнул рукой, отгоняя привязавшегося майского жука, вознамерившегося угнездиться на полях его цилиндра.
- Ах, вспомнить бы,где тот залитый солнцем край, где молод был я. И где сгорел сарай. - величаво произнес подбоченившийся Шляпник, панибратски опираясь на березу. - О каком сумасшествии можно рассуждать, если главный вход во дворец нашего правителя загораживало чучело огромного лося. Дабы поданные проявляли высочайшую степень уважения, низменно рыская промеж голенастых коленей, задолго до того, как предстать перед самим королем. Или императором, что-то я запамятовал, кем был тот надутый индюк... - Джефферсон нахмурился и потер лоб большим пальцем, старательно припоминая картины собственной юности.

Отредактировано Jefferson Hatter (2013-06-18 13:20:03)

Шляпник встрепенулся и низринулся вниз с пасторальных холмов, на которых прошло его трогательное детство мальчика-в-шортиках, навстречу серым будням. Заодно сошел и с коварной коряги, чтобы усесться на нагретый солнцем пригорок.
- Разговоры о таких вещах требуют вдумчивости, осторожности и порядочной безмозглости, - неохотно проговорил Джефферсон, машинально поправив ремень переметной сумы. - Темный есть ни что иное, как порождение всемогущей магии, квинтэссенция её возможностей, слабостей и противоречий. Он безжалостно расправится с любой неугодной фигурой, зато сверх меры одарит полезную игрушку. Вы сами видели его беспринципную справедливость, не так ли? Возлюбленный жив, но только в мечтах милой девушки... - Шляпник пожевал нижнюю губу, борясь с весомым искушением обвинить чужестранца в скверной актерской игре, а то и жестокой двуличности. Все-таки отчаяние Регины не шло ни в какое сравнение с хитро сконструированным двойным дном их плана. Эта боль была Джефферсону отчего-то ближе, чем все холодные расчетливые планы иноземного колдуна. Не от того ли, что страдало существо, хоть как-то вписывающееся в устои шляпниковского мира? Но, с другой стороны, какое дело было мужчине до нелепой влюбленности богатой дурочки? Какую пользу могло бы принести это неуместное заступничество? Какую выгоду?
- Я... я не очень-то помню, - Джефферсон страдальчески поморщился, позволяя тени накрыть его лицо, представляя собой аллегорическое изображение отчаяния и растерянности. Чужестранец был так трогательно забавен, что Шляпнику на какой-то миг стало безумно интересно, в каком же мире рождаются такие застегнутые на все пуговицы мечтатели, люди с тонкими душевными струнами внутри, но с рукавами набрякшими от крови. Может стоило его навестить?
- Хотя нет, помню. Это было до странного спокойное место, небольшое поселение мастерового люда, где каждый за каждого горой и стеной. Вот только, и зависть жила там и коварство кустилось - и стал милый мальчик в один миг сиротой. - Джефферсон прищурился и замолчал, пытаясь ухватить ускользающие мысли, подсовывающие ему самые разнообразные сцены и события, не утруждаясь при этом расставить их хоть в каком-то порядке.
- Так что, я был один сколько себя помню. Сам нашел себе наставника, сам обучился портновскому искусству. Сам сшил себе волшебную Шляпу. - брюнет вдруг фыркнул и невесело рассмеялся. - Не знаю как вы, сэр чернокнижник, но я бы не смог доходчиво объяснить благочестивой родне, с какой это стати промышляю продажей таких странных товаров: проходами между мирами, человеческими сердцами, когтями дракона и самыми первыми снежинками, рождающимися на Крайнем Севере. И якшаюсь с опасными людьми, а может даже сам стал таким?

Джефферсон беззвучно проговорил странное, слишком уж длинное слово, но спрашивать о его смысле не стал, с чего-то подумав, что из этого "ормальде-что-то" получилось бы неплохое ругательство, а то и название какого-нибудь редкого цветка.
- Всякое бремя достойно той спины, что его несет, - невозмутимо пожал плечами Шляпник и широко улыбнулся, про себя решив, что в этом человеке был какой-то толк. Просто слишком правильный и прямой, чтобы быть привычным для него. - Мураш несет палку, которая тяжелее его в десятки раз, а ты побывал там, где твоему отцу и не снилось путешествовать. Но сможешь ли ты снести десятикратный вес муравья? - мужчина оперся локтем на колено и терпеливо стерпел подведение всех итогов и безыскусное сведение счетов.
- Не спешите, драгоценный сэр, приличествующая награда уже почти в ваших руках. Но права на её передачу я не имею, как не может пчела сразу снять с цветка хоть толику меда. Время и чуточку терпения, право слова. - Джефферсон легонько похлопал по своей суме, намекая, что за те прошедшие минуты или часы с резной шкатулкой ровным образом ничего не произошло. И чужое сердце мерно стучало где-то в глубине, все такое же яркое, как и в ту минуту, как его опустили на бархатное ложе. Тук-тук, тук-постук, тук-перестук...
И все-таки никакая сдержанность не может сдержать душевные порывы - Шляпник, как бы прозаично не звучало, изумленно вытаращился на доктора, удерживая рвущийся наружу смешок. О ножницы и кулиски, да это просто невероятно! Джефферсон чуть ли не подпрыгнул, желая подлить масла в едва занявшийся огонь страсти и рассказать, каким же жестоким был ритуал. Как испуганно трепетало тело Регины в тот краткий миг, когда молния вгрызлась в навершие шатра, и девушка неосознанно приникла к единственному свидетелю этого таинства. Шляпник безошибочно умел снимать свою порцию сливок, но бахвалиться этим было бы глупо. А при всей своей склонности к сумасбродству, Джефферсон идиотом не был. Полным так точно - он вообще тщательно следил за фигурой.
- А разве из материи не только шьют? - нет, все-таки до конца побороть свое любопытство Шляпник не смог.

Виктор устал до изнеможения, но решил отбросить свои аристократические замашки. В этом мире он был никто, и звать его было никак. Лишь в своем черно-белом мире он мог претендовать на какие-то почести. Здесь вряд ли кто-то мог бы правильно, не совершая ошибок, повторить его имя. Его губы непроизвольно дернулись, когда снова зазвучал голос Джефферсона.
- Мой отец военный человек, как мой дед, как мой прадед, как мой младший брат, но никак я. Похоже ты и без того знаешь, каково это быть белой вороной, пусть и считаешь себя сиротой, - хрипло проговорил Чернокнижник. Тем и смысл разговора явно ускользала от двух мужчин, срочно требовалось появление третьего, но Темный не спешил, выжидая подходящего момента, как тогда в подвале его замка. - Материя - понятие тонкое. Ты называешь это мирами, я называю - материей. Вся вселенная разложена на сотни тысяч материй, какие-то из них пересекаются и сплетены, какие-то никогда не пересекутся.
В его голосе звучала небрежность. Виктор не слишком силен был в этой сфере, больше он предпочитал опыты с медициной. Франкенштейн хотел совершенствоваться в своем деле, используя свои знания и знания тех, кто хотел делиться.
Снова разговор вернулся к награде, и в этот момент на главную сцену вышел режиссер сего представления. Виктор уже не удивился его таинственному появлению. Для того, чтобы доктора снова охватила мертвенная бледность, Румпельштильсхену нужно придумать что-то новое. Франкенштейн лишь изящно поклонился старшему из присутствующих здесь мужчин. Определенно старшему. Определенно намного.
- Еще не успели, герр Штильцхен, - растягивая гласные проговорил доктор, прислушиваясь к своему нутру. Каждый раз, когда рядом с ним было это Существо, его словно било электричеством. Он постоянно находился в напряжении, потому что прекрасно знал, что любой его жест может оказаться последним, но внешне Виктору удавалось сохранять достаточно спокойный вид. Адепт науки лишь кивнул, когда речь Румпельштильсхена коснулась награды. Его сердце даже чаще забилось, но в следующий миг пришло опустошение.
Виктор несколько раз сжал и разжал тонкие пальцы, облаченные в черные перчатки, в кулаки. Но когда заговорил, голос звучал достаточно ровно.
- Все прошло лучше, чем ожидалось. Джефферсону виднее, рыдала ли она, но со мной она была достаточно сдержанной, - его глаза впивались в Темного, а после перекинулись на его кисть, откинутую в призывном жесте. Сейчас он получит то, зачем проделал такой долгий путь и участвовал в этом фарсе.

Джефферсон снова подпер щеку ладонью, нечитаемым взглядом рассматривая то лучащегося самодовольством Темного, то более сдержанного доктора, про себя размышляя о всеобщей невероятной тяге к ритуалам и многократному обмену реверансами и прочему расшаркиванию. Шляпника вообще резко потянуло в сон, хотя бы потому, что вставить свои комментарии в данном случае он не смел. Как не мог кто-либо другой бросить свинцовый шар на тонкие изгибы хрустального бокала - звона потом не оберешься. Про возможность пораниться разлетевшимися осколками так же стоило не забывать. Во всяком случае, мужчина подумал, что любым неосторожным словом можно было обратить на себя совокупный гнев этих двух замерших друг на против друга гадюк. Печальная перспектива. Какая мучительная смерть.
- Ни разу не проводил на одном месте столько времени, - проговорил Джефферсон, обращаясь скорее к себе, нежели к своим собеседникам. Чтобы, не дай святые лекала, кто-то ненароком не подумал, будто бы он угнетен присутствием на этом сомнительном празднике жизни. Шляпник сам поразился глубоководности своего собственного измышления, что ненавязчиво ущипнул себя за предплечье, чтобы стать полностью уверенным в собственном бодрствовании.
- Мы будем с нетерпением ждать вашего следующего визита, любезный чернокнижник! - Шляпник прикоснулся к полям цилиндра, но чрезвычайно самостоятельно распоряжаться не стал. Кто его знает, закончил ли с этим человеком Румпельштильцхен? Или расплата за этот бесценный артефакт настигнет светлоголового Виктора прямо сейчас, не сойти им всем с этого места. 
Так или иначе, но Джефферсон снял с буйной головы шляпу, даже перевернул её, но не стал торопиться и раскручивать привычный для многих проход. Он задумчиво поглядел на подкладку цилиндра и, едва заметно, но все же повернул голову в сторону Темного, не намереваясь просить разрешения более явно. Не хватало еще, прослыть на всю округу чьим-то прислужником. Пусть даже в качестве патрона выступал бы помазанник всего темного колдовства, существовавшего при свете всех на свете звезд.

Виктор тоскливо посмотрел на своих собеседников. Чем дальше, чем меньше ему нравилось здесь находиться. Но воспитание не позволяло ему и слова сказать об этом. Поэтому вежливая улыбка и отрешенный взгляд голубых глаз. Барон внешне выглядел абсолютно спокойным, но внутри ему не терпелось поскорее оказаться дома, чтобы испытать это сердце, бьющееся в шкатулке в его руках. Герхардт получит второй шанс. Он получит второй шанс быть лучшим братом.
- Вы очень добры, милорд, - снова поклон, но на этот раз без лишней театральности. Он прощался с ними, и надеялся навсегда. А может в тайне надеялся снова с ними увидеться.
В целом замечания Темного, его не тронули. Он и сам знал, что ему придется дорого заплатить за свою затею. Но в глубине души он так же верил, что его труды в будущем будут признаны. Пусть и в узких кругах.
- Джефферсон, - приглашающий жест. Всем своим видом, барон показывал, что готов вернуться домой, стоит только проводнику отворить портал в его родную Швейцарию. - Будете в наших краях, мой замок всегда в вашем распоряжении.
Негромко проговорил барон. Эти слова относились исключительно к Джефферсону. Ему хотелось больше узнать этого человека. Общество Игора ему порядком надоело. Было бы неплохо разнообразить свои будни явлением под именем - Джефферсон. - Джефферсон - это имя или фамилия? - задал внезапный вопрос Виктор, но тут же отмахнулся, не желая знать ответа на этот вопрос. Он шагнет в портал, как только он откроется, и посему не терпеливо переминался с ноги на ногу.